Бирон - Страница 59

К оглавлению

59

— А почему тебе сладко?

— А потому, что в харю твою плюнуть могу! — исступленно кричит Долгорукий и плюет прямо в лицо «лошаднику».

Этот плевок — какая-то кровавая пена…

Отшатывается Бирон…

Анна Иоанновна громко вскрикнула и проснулась. Она хотела вскочить с кровати, но не могла… Какая-то непреодолимая сила тянула ее возбужденную вином голову к подушке. И она снова забылась сном, тем больным, кошмарным сном, который часто мучил ее и довел до серьезных припадков, которые тогдашние врачи не умели определить, на которые теперешняя медицина определяет приступами histeria magna.

Большая площадь битком набита народом. Целое море голов. На высоком помосте в ожидании своей жертвы разгуливают палачи. Они в красных рубахах, с ременным кнутом за поясом и в своих страшных колпаках.

— Везут! Везут!.. — проносится рев толпы.

Она, эта толпа, уже соскучилась в ожидании вида крови.

— Царица едет! Царица! — еще громче прокатывается громкий крик народа.

И вот Анна Иоанновна в парадной карете подъезжает к лобному месту. Рядом с ней Бирон.

— Пощади их! — умоляюще обращается она к Бирону.

— Ни за что! Они должны умереть. Первым будет четвертован князь Иван Долгорукий! — отвратительно смеется «конюх». — Смотри, Анна, вот он уже на помосте.

Захолонуло сердце Анны Иоанновны. И все увидели, как палачи разложили на кобылке князя Ивана Долгорукого, как привязали его ремнями, как топором рубили ему ноги и руки…

XVIII
«Услуги» княжны Екатерины Долгорукой

Чуть свет проснулась Анна Иоанновна.

Как радовалась она пробуждению от мучительного кошмара!

Лишь только она успела одеться, как в ее опочивальню вошел князь Алексей Долгорукий.

— Хорошо ли изволили почивать, ваше величество? — спросил он, поглядывая на нее с какой-то особенной, колдовской улыбкой.

Анна Иоанновна вспыхнула, отвернулась и тихо промолвила:

— Спасибо, хорошо! Только сон один нехороший видела.

— Сохрани и помилуй, ваше величество! Какой же сон? — воскликнул князь Алексей.

— Не буду тебе говорить, князь Алексей. Тебя и твоих касается он, — замялась Анна Иоанновна.

Побледнел Долгорукий.

— Про меня? Про моих? А что же такое во сне видели? — опасливо прошептал он. — Кого из нас, Долгоруких, вы видели?

— Ивана, — прошептала Анна Иоанновна.

— А-а! Ну, что ж, это не беда, государыня… А вот я понапомнить дерзаю вам, что день сегодняшний — великий день.

— А что? Какой день? — отрываясь от дум, спросила она.

— Сегодня вы, ваше величество, должны будете официально подписать ту грамоту, сегодня вы будете объявлены всенародно императрицей российской, — произнес Алексей Долгорукий.

Вздрогнула Анна Иоанновна. В эту историческую минуту в ней происходила страшная борьба: кому отдаться. С одной стороны — немцы: Остерман, ее Бирон, Миних, Левенвольд и вся их сильная немецкая партия; с другой — эти Голицыны, Долгорукие, Ягужинский и прочие. Кто более твердо будет держать ее трон? Те или другие? Как русская женщина, она тяготела, безусловно, к своим.

Но Бирон? Разве не он старался для нее? Разве не он откопал в дальней Венеции таинственного мага, который предрек ей судьбу?

— Ах, да, я и забыла. Сегодня ведь! — возбужденно ответила Анна Иоанновна.

— Там, в приемном зале, ожидает вас Остерман! — сообщил Долгорукий. — Дозволите ему войти?..

Анна Иоанновна провела рукой по лбу. Она еще не совсем пришла в себя после угарной ночи. Наконец она ответила:

— Он, князь Алексей, входит ко мне без доклада. Впустите!

Через несколько секунд в комнате «императрицы» появилась фигура великого дипломата.

— Ваше величество! — почтительно склонился великий немец к руке еще не коронованной государыни. — Вы кажетесь подавленной…

— Я плохо спала, — понуро ответила Анна Иоанновна.

— Ай-ай-ай! — покачал головой Остерман, бросая на Долгорукого странный взгляд. — Что же это вы, любезный князь Алексей, плохо помогаете нашей повелительнице?

— А вы помогите лучше! — усмехнулся Алексей Долгорукий.

— А вот сейчас, одним словом. Не верите, князь Алексей? — И Остерман, подойдя к Анне Иоанновне, громко произнес, пристально глядя ей в глаза: — Радуйтесь, государыня, сегодня.

Анна Иоанновна долго глядела в глаза Остерману.

— Вы говорите, что сегодня? — произнесла она побелевшими губами.

— Да! — твердо произнес Остерман. — Позвольте же вам, государыня, как я и обещал, преподать последний урок политической мудрости относительно конституционного образа правления, который вам угодно ввести в уклад жизни Российской империи. Но… а-ппчхи. — Остерман, вынув табакерку, понюхав, снова чихнул и продолжал: — Но вам надо сначала сделать диспозицию сегодняшнего дня. Правда, князь Алексей?

— Правда, наш великий оракул!.. — ответил Долгорукий.

— Кто будет одевать вас к парадному выходу, ваше величество? — обратился Остерман к Анне Иоанновне. — Я советовал бы вам попросить князя Алексея Долгорукого пригласить для сей оказии его дочь Екатерину. За то счастье, что она будет присутствовать при вашем туалете и помогать вам облачаться в мантию императрицы, вы, ваше величество, не откажете в милости пожаловать ее в ваши обер-гофмейстерины. Правду я говорю, князь Алексей? — насмешливо обратился Остерман к Долгорукому.

Анну Иоанновну словно осенило. Она все поняла. Поняла она то, что сила, стало быть, на стороне Остермана, раз он так уверенно говорит за нее; поняла, что надо слушать его, не противоречить ему; поняла, что надо мстить этой «подлой Катерине», которая хотела вырвать у нее трон.

59