Все словно замерли.
Верховники подались вперед и тесной группой стояли почти у самых ступеней трона.
— Ваше величество удостоит выслушать всеподданнейшую челобитную всего шляхетства, — низко склоняясь, произнес Черкасский и, сделав шаг в сторону, уступил место Татищеву.
Бледная Анна кивнула головой.
Татищев выступил вперед и громким голосом начал читать.
Челобитная начиналась благодарностью императрице за подписание кондиций, но вместе с тем говорила, что «в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в стороне предыдущего беспокойства», что еще не были в Верховном совете рассмотрены представленные шляхетством мнения и потому представители «общества» всепокорно просят императрицу, дабы императрица всемилостивейше соизволила «собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласным мнением по большим голосам форму правления государственного сочинить и вашему величеству к утверждению представить».
Верховники вздохнули свободнее по выслушании челобитной.
Анна расстроенно и смущенно оглянулась вокруг. Она сразу словно опустилась, глаза ее погасли. Она не того ждала. Ее обнадежили, что ее будут просить о восстановлении самодержавия! А теперь опять то же! И опять эти верховники настоят на своем проекте, и опять она останется у них в несносном порабощении!
— Нечего обсуждать, — раздался вдруг голос из толпы гвардейских офицеров, — быть самодержавству по-прежнему!
— По-прежнему! По-прежнему! — раздались голоса.
— Обсудить! Обсудить! — раздались новые крики.
Невероятный шум поднялся в аудиенц-зале.
— Господа представители шляхетства! — закричал Василий Лукич, поднимая руку.
Шум на мгновение смолк.
— Надлежит все обсудить зрело, с соизволения всемилостивейшей государыни. Мы купно рассмотрим проект Верховного совета.
— Не хотим!
— Обсудить!
— Самодержавие!
— Долой врагов отечества!
Снова раздались крики.
Императрица протянула руку, и крики смолкли. Бледный, с горящими гневом глазами, обратился Василий Лукич к князю Черкасскому.
— Вот что вы сделали! — крикнул он. — Кто позволил вам присвоить право законодателя?
Черкасский вспыхнул, и среди наступившей тишины громко прозвучал его ответ:
— Делаю это потому, что ее величество была вовлечена вами в обман; вы уверили ее, что кондиции, подписанные ею в Митаве, составлены с согласия чинов государства, но это было сделано без нашего участия и ведома! Ваше величество, — обратился он к императрице. — Благоволите учинить на челобитной свою резолюцию.
Он взял из рук Татищева челобитную и, поднявшись по ступеням трона, коленопреклоненно подал ее императрице.
— Вашему величеству лучше удалиться в кабинет, — раздался спокойный и властный голос Василия Лукича, — и там вместе с Верховным советом спокойно обсудить шляхетскую челобитную.
Анна растерялась. Она боялась ослушаться Верховного совета. Она не решалась взять из рук Черкасского челобитную и не находила слов ответить Василию Лукичу.
— Теперь нечего рассуждать, сестра, — решительно произнесла герцогиня Екатерина, стоявшая за креслом императрицы, — надо подписать!
Она вырвала челобитную из рук Черкасского и положила на колени Анны. В ту же минуту она вынула из кармана маленькую чернильницу в виде флакончика духов и перо.
— Пусть это падет на меня, — добавила она. — Если надо за это заплатить жизнью — я первая приму смерть!
Как в тумане, Анна взяла из рук сестры перо и написала на челобитной: «Учинить по сему».
Василий Лукич кусал губы. Дмитрий Михайлович был сильно взволнован.
— Это что же! — сказал он стоявшему с ним рядом брату-фельдмаршалу. — Они решают помимо нас? Что же мы?
— Нас, кажется, обыграли, — мрачно ответил фельдмаршал.
Крики и шум возобновились снова. Императрица сошла с трона и удалилась во внутренние покои.
Оживленно переговариваясь, офицеры и шляхетство направились к выходу, но в эту минуту появился Семен Андреевич Салтыков и объявил желание императрицы, чтобы шляхетство немедленно обсудило поданное ей прошение и в тот же день представило бы ей результаты своих совещаний.
Было ясно, чего хотела императрица.
Вместе с тем Салтыков передал членам Верховного совета приглашение императрицы к столу.
— Кажется, мы арестованы, — с горькой усмешкой произнес Дмитрий Михайлович.
Шастунов, Макшеев и Дивинский остались среди офицеров в зале; Шастунов относился ко всему апатично. Издали он видел в толпе знатнейшего шляхетства своего отца, но ничто не шевельнулось в его душе. Дивинский был в большом волнении, Макшеев сосредоточен. Несмотря на свое легкомыслие, он понял, что в эти минуты решается судьба России и его собственная!
Шляхетство удалилось во внутренние залы; в аудиенц-зале осталась толпа гвардейских офицеров. Бог весть откуда приходили все новые и новые.
Среди представителей шляхетства Матюшкин сейчас же горячо стал отстаивать свой проект. Но не успел он докончить своих соображений, как послышались крики, шум. Это в аудиенц-зале кричали и бунтовали преображенцы, семеновцы, возбуждаемые Булгаковым, Бецким, Гурьевым и графом Матвеевым.
— Братцы! — кричал полупьяный Матвеев. — Выкинем за окно верховников, выломаем двери, разгоним шляхетство и провозгласим самодержавие Анны!