Пришлось и Анне Иоанновне позаботиться об этом. Ее гардероб, не отличавшийся изяществом вкуса, был к тому же невелик. Причиной являлась скудость средств, получаемых герцогиней Курляндской. В своих «слезных» письмах в Москву и Петербург она нередко жаловалась, что ей «большую конфузию приходится претерпевать пред придворными и митавскими дамами, понеже нет у нее достаточной толики и в нарядах и бриллиантах». Таким образом, показания некоторых лиц в истории, что двор ее светлости блистал неслыханной роскошью, удивлявшей даже иностранцев, едва ли справедливы.
Анна Иоанновна долго совещалась со своей придворной поставщицей.
— Я рекомендовала бы вам, ваша светлость, платье из белого бархата, отделанное горностаем, — предложила та.
Анна Иоанновна, любившая яркие цвета, не соглашалась. Может быть, она и того боялась, что белый цвет будет невыгодно оттенять желтоватую блеклость ее лица.
После долгих колебаний остановились наконец на малиновом бархатном платье с горностаем.
Перебирая свой ларец с драгоценностями, Анна Иоанновна злобно-досадливо, печально вздыхала:
— Не много ж украшений у меня!.. Поди, у дочери этого презренного раба Меншикова куда больше будет… Хорошо награждают они все племянницу императора!..
Убранство зал Кетлеровского замка происходило под непосредственным наблюдением Бирона.
Надо сознаться, что у этого «конюха», сына низшего придворного служителя, были вкус и большой полет фантазии.
Гирлянды живых цветов искусно переплетали мрачные люстры и высокие стенные зеркала и причудливо спускались над троном вдовствующей герцогини.
Во время спешного приготовления к балу в замок несколько раз приезжал Бестужев.
Печать всех пережитых и переживаемых неприятностей лежала на умном лице резидента и обер-гофмаршала.
— Все суетитесь, любезный Эрнст Иванович? — обратился он с чуть заметной усмешкой к Бирону.
— Что же поделаешь, Петр Михайлович? Надо потешить ее высочество… Она так грустит.
— После неудачного сватовства? Но отчего же вы, милый мой, так плохо утешаете ее высочество, что она впадает в тоску? Ведь вы находитесь при ней безотлучно.
Должно быть, эта фраза не особенно понравилась Бирону, потому что он гневно набросился на слуг, убиравших зал.
— Не так, не так, черт вас побери! Я вам показывал, проклятые олухи!
Бестужев пошел к герцогине, улыбаясь про себя.
«И этот старший лакей обуреваем столь честолюбивыми планами, мечтами! Что это: заведомо немецкое нахальство или действительно в истории России возможны такие поразительные чудеса?»
Анна Иоанновна так и рванулась к своему «старому другу».
— Петр Михайлович, как я рада тебя видеть! — искренне вырвалось у нее.
— Спасибо, ваше высочество, что думаете обо мне, — тепло ответил Бестужев. — За мои редкие посещения простите великодушно. Сами знаете, какое теперь положение дел.
Анна Иоанновна внимательно посмотрела на Бестужева.
— Как изменился ты в это время, мой милый Петр Михайлович! Поседел еще больше, согнулся…
— Проклятая политика не красит нас, дипломатов, — усмехнулся Бестужев и круто переменил разговор: — Даете бал, ваше высочество?
— Да, Петр Михайлович… Уговорил меня Эрнст… Большой он хлопотун! — оживилась Анна Иоанновна.
— О, да! Он очень энергичный человек, — как-то загадочно проронил обер-гофмаршал.
— И знаешь, Петр Михайлович, он готовит мне какой-то сюрприз! Ты ничего не слыхал об этом?..
— Кое-что слышал…
— Представь, он говорит, что выписал какого-то великого человека… Как, бишь, он называл его? Ах, забыла…
— Великим магистром Джиолотти?
— Вот, вот! Эрнст говорит, что этот самый магистр обладает чудесным даром открывать будущее. Ты веришь в это, Петр Михайлович?
— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Бестужев. — А вот скажите, ваше высочество, что это такое происходит с вашей гофмейстериной баронессой фон Клюгенау? Я во второй раз встречаю ее в слезах.
Анна Иоанновна смутилась.
— Однако, Петр Михайлович, я вижу, что ты, несмотря на все твои многочисленные дела, зорко следишь за всем, что происходит в моем замке, — вспыхнула она.
— Это не должно удивлять вас, ваше высочество: я — не только резидент ее величества, но и обер-гофмаршал вашего двора.
— Произошло то, — герцогиня заметно заволновалась, — что эта особа, влюбившись в Бирона, бегает за ним по пятам и дошла до такой дерзости, что позволила себе устраивать мне сцены ревности! Как тебе это понравится?
— А-а!.. — протянул Бестужев, щелкая пальцем по крышке табакерки.
— И я решила выгнать ее вон.
Бестужев, затянувшись табаком, спокойно ответил:
— Конечно, это ваше право, ваше высочество, но я не советовал бы вам пока прибегать к таким резким мерам: в Митаве и без того идет немало толков и пересудов. Баронесса ведь из среды митавских аристократов.
— Ты думаешь, так будет лучше? — задумчиво произнесла герцогиня. — Но она надоела мне!
— Советую вам, ваше высочество, сделать так, как я сказал!
— Ну ладно, Петр Михайлович!
Уезжая, Бестужев опять встретился с Бироном.
— Ну, Эрнст Иванович, завтра уже бал; а где же ваш великий чародей? — спросил он. — Смотрите, вы слишком разожгли любопытство ее высочества.
Бирон самодовольно усмехнулся:
— Где он, спрашиваете вы, Петр Михайлович?
— Да.
— Он у меня.
— Как?! — удивленно воскликнул Бестужев. — У вас? Когда же он прибыл?