Бирон - Страница 30

— Напрягайте зрение!

И вдруг на стене, чуть-чуть озаренной фиолетово-голубоватым светом, стали вырисовываться фигуры. Сначала они не имели правильных, определенных очертаний. Казалось, точно бесформенные тени вздрагивали и плясали, то пропадая, по появляясь вновь.

Глубокая тишина царила в зале. Было лишь слышно взволнованное дыхание Анны Иоанновны и ее гостей.

Бежали секунды, сменяясь минутами, которые всем мнились бесконечными часами вследствие остроты жгучего, напряженного ожидания «чего-то страшного, необычайного с того света, от власти Сатаны».

Но вот мало-помалу пляшущие тени стали принимать определенные формы.

— Ах!.. — пронеслось вторично по залу.

Все увидели следующее: огромный, длинный стол, весь заставленный кубками, кувшинами. Посредине него, на почетном месте, восседает огромная фигура грозного царя, императора Петра. По правую руку его сидит худощавый, болезненного вида, молодой человек в какой-то иноземной военной форме с лентой и звездой.

— Кто это? Вы узнаете? — тихо, но повелительно прозвучал голос великого магистра, продолжавшего держать Анну Иоанновну за руку.

— Боже мой! — в ужасе прошептала она. — Да, да, все это так… Это — картина нашего свадебного пира… Вот мой могучий дядя, император Петр… А это — мой муж… Пустите меня, мне страшно!..

— А вот та, кто сидит по левую руку императора, кто она? — спросил чародей. — Глядите пристальнее!

— Это — я, я сама…

Чудесное, необычайное видение горело на стене несколько минут, а потом потухло. Но через пять-шесть секунд причудливые тени опять заколебались на стене.

Одна из присутствующих дам — жена важного курляндского чина — не выдержала ужаса таинственного сеанса и упала в обморок. Ее поспешно вынесли на руках в соседнюю гостиную.

Но завороженность толпы придворных гостей была настолько сильна, что происшествие, которое в иное время вызвало бы переполох, теперь не привлекло ничьего внимания.

Картина, представившаяся всем, была следующая: унылая поляна, занесенная снегом. Высокая гора… Небольшое здание, ярко освещенное. Несколько повозок, из которых первая, отличающаяся особой роскошью, окружена толпой людей. Из повозки выносят на руках человека в меховой шинели. Она распахнулась и позволяет видеть ленту и звезду… Тут же, впереди других, в бархатной горностаевой шубке стоит молодая женщина в позе глубокого отчаяния, заломив руки…

— Смотрите, ваше высочество, вы узнаете эту картину?.. — властно прозвучал голос Джиолотти.

— Это он, наш трагически умерший герцог! Это — видение его смерти в Дудергофе! — прокатился по залу испуганный гул голосов.

Анна Иоанновна, глубоко потрясенная, бессильно свесилась на руку великого чародея.

— Не надо больше… не надо… Мне дурно!.. — умоляюще произнесла она.

Бестужев, грубо схватив Джиолотти за рукав, дрожащим голосом произнес:

— Довольно! Или вы хотите уморить ее… и всех нас?

Люстры и канделябры зажглись сами собой снова. Анна Иоанновна стояла, тяжело дыша. Лица других были не менее бледны и взволнованны.

— Я… я не знаю, как назвать это, но… покажите мне лучше, что ожидает меня впереди… — сказала герцогиня.

Джиолотти поклонился и вышел из зала. Вскоре он появился, держа в руке большой бокал тонкого стекла. По дороге, как на грех, он столкнулся с Кейзерлингом.

— Вы, высокоученый господин Джиолотти, быть может, покажете и нам, скромным гостям ее светлости герцогини, наше будущее? — спросил канцлер, отвешивая церемонный поклон чародею.

— Сделайте одолжение, господин канцлер! — ответил Джиолотти, с улыбкой поглядывая на него. — Но прежде я поговорю с вами о настоящем. Великий Боже! Ах! Что это такое?! — в испуге закричал он, отшатываясь от курляндского канцлера.

Кейзерлинг, в свою очередь, перепуганный до смерти, отскочил от великого магистра.

— Что это? Что это с вами?! — продолжал Джиолотти.

— Что? Что со мной?!

— Да вы посмотрите, что происходит с вашим носом! Ведь он растет, как сук дерева! О, Боже! Это — уже не простой нос, а… какой-то чудо-нос.

В смертельном страхе схватился чопорный курляндский вельможа за свой злополучный нос, но кончик его он мог ущипнуть лишь на расстоянии не менее четверти аршина от его законного, обычного места.

Все сначала замерли, так как видели собственными глазами (как рассказывали позже), что достопочтенный нос Кейзерлинга действительно вытянулся в несуразную длину.

— Donner-wetter! Was haben Sie gemacht mit meinem Nase?! — заорал как полоумный, забывая об этикете, Кейзерлинг.

Несмотря на то, что весь зал был настроен «мистически-страшно», дружный хохот прокатился среди гостей.

Анна Иоанновна хохотала как сумасшедшая.

А Джиолотти продолжал:

— Я? Да Бог с вами, любезный господин Кейзерлинг! Мне просто показалось, я ошибся… Ваш уважаемый нос находится в вожделенном порядке… Посмотрите, пощупайте сами!..

Кейзерлинг дотронулся до носа и в негодовании тихо воскликнул:

— Какая глупая шутка! Но черт меня возьми на этом месте, если я сам не видел, что мой нос вырос, как большой огурец…

Великий магистр бережно, осторожно поставил бокал с водой на столик перед герцогиней, затем выпрямился, гордым взглядом своих удивительных глаз обвел ряды гостей и произнес:

— Я попрошу вас всех думать о том, что ожидает в будущем ее светлость, герцогиню Курляндскую. — Он подошел к столику и, не сводя горящего взора с лица Бестужева, сказал: — Вы — единственный человек, кто сомневался в моем могуществе! Посмотрите в бокал!