Бестужев стал смотреть. Он глядел долго и пристально.
— Видите? — спросил Джиолотти.
— Неясно… какие-то круги…
— Еще смотрите!
И вдруг Бестужев отпрянул назад.
— Ну?..
— Да, я увидел… — глухо произнес резидент. — Господи!..
Холодный пот выступил на его лбу.
Анна Иоанновна, довольно грубо оттолкнув Петра Михайловича, жадно склонилась над стаканом и, вглядевшись, произнесла:
— Вода… просто вода… Ах! Что это?.. Ко… коро…
— Да, это корона! — вырвалось у Бирона.
Все в изумлении переглянулись. Откуда он, этот выскочка, может знать, что видит герцогиня в бокале?
Счастливое, блаженное выражение разлилось на лице Анны Иоанновны.
Она приложила руку к сильно бьющемуся сердцу и дважды повторила:
— Корона… корона! — а затем в порыве радости и благодарности быстро сняла с пальца бриллиантовое кольцо и протянула его Джиолотти. — Возьмите на память о сегодняшнем вашем чудесном предсказании эту безделушку, любезный синьор Джиолотти.
Великий магистр опустился на одно колено и, почтительно принимая драгоценный дар из рук герцогини, произнес настолько тихо, что это расслышали только Анна Иоанновна, Бестужев и Бирон:
— Благодарю вас, ваше будущее императорское величество!
Вся эта сцена с короной никого из придворных гостей особенно не удивила. Корона… О какой короне шла речь? Какую корону увидела герцогиня в таинственном фиале? Ну, разумеется, герцогскую, то есть корону своего будущего супруга, будущего герцога Курляндии. Ни для кого из митавских высших сановников и обер-ратов не являлось секретом пламенное желание вдовствующей герцогиня во что бы то ни стало выскочить вновь замуж, и они решили, что, очевидно, чародей предсказал Анне Иоанновне нового мужа.
Бал окончился большим ужином, после которого танцы уже не возобновились и начался разъезд.
На этот раз митавцы были более чем довольны балом своей «скучной» герцогини: чудеса Джиолотти явились столь диковинным зрелищем, что Митава — в лице ее аристократии — не спала и остаток ночи. Единственным недовольным был Кейзерлинг: он не мог простить этому «ферфлюхтеру» Джиолотти историю со своим носом.
Сделать его, канцлера, посмешищем всего блестящего собрания… Да ведь это — дерзость, превышающая всякую меру.
— Ну, вы довольны, синьор Бирон? — обратился Джиолотти к Бирону, когда он после бала очутился в помещении фаворита герцогини.
— Честное слово, дорогой Джиолотти, я не мог ожидать ничего подобного! Вы превзошли мои самые смелые ожидания.
Джиолотти загадочно улыбнулся.
— То, что видели вы и все, — это еще не полное проявление моей силы, — промолвил он. — Если хотите, уговорите герцогиню присутствовать завтра на тайном сеансе, на котором кроме вас может находиться еще и Бестужев.
— А что же будет происходить на этом сеансе?
— Это вы увидите, дорогой господин Бирон! — с пафосом и с таинственностью ответил великий магистр. — А теперь я хотел бы отдохнуть, так как вследствие большой затраты энергии я чувствую легкую слабость.
Бирон провел великого чародея-гостя в его комнату, и, обменявшись пожеланиями спокойной ночи, они разошлись.
Отделение Бирона находилось в западной части замка. Та комната, в которой поселился Джиолотти, непосредственно примыкала к коридору.
Великий чародей разоблачался. Он уже снял с себя свою роскошную, таинственную цепь, скинул мантию и только что принялся было расстегивать камзол, как в дверь его комнаты, со стороны коридора, послышался легкий-легкий стук.
Джиолотти удивленно поднял брови:
«Кто это жалует ко мне? Бирон? Но мы уже простились с ним? А-а, может быть, кто-нибудь из прислуги».
Он подошел к двери и тихо спросил:
— Кто там?..
— Ради Бога, отворите дверь и впустите меня… Мне очень надо видеть вас… — тихо ответил приятный женский голос.
Облако искреннего изумления пронеслось по лицу Джиолотти. Он наскоро застегнул камзол и столь же поспешно надел на грудь чудесную цепь. Отворив дверь, он ласково произнес:
— Грядите с миром, дитя мое.
В комнату чужеземного кудесника поспешно вошла высокая, стройная женщина, закутанная в черный тюль, с атласной полумаской на лице.
— Вы одни, синьор Джиолотти? — взволнованным, вздрагивающим голосом начала таинственная маска, закрывая дверь на ключ.
— Как видите, сударыня!.. — улыбнулся тот. — Впрочем, идя сюда, вы отлично знали это, так как в противном случае вы ни за какие блага мира не сделали бы этого рискованного шага. Не правда ли?
Дама вздрогнула, смутилась.
Джиолотти, предупредительно пододвинув своей поздней ночной гостье кресло, сказал:
— Прошу вас, сударыня, сесть. Вы так взволнованны, что нуждаетесь в этом.
Та послушно, как автомат, опустилась в кресло.
— Я не спрашиваю вас, кто вы, с кем я имею честь говорить, потому что, судя по вашей маске, вы желаете сохранить инкогнито, — улыбаясь, продолжал «венецейский» чародей. — Но… не кажется ли вам самим смешным то обстоятельство, что вы, являясь к кудеснику, пытаетесь обмануть его путем какой-то атласной безделицы? Неужели вы полагаете, что для меня такая преграда непроницаема?..
— Ах! — вырвалось у посетительницы. — Вы должны понять, синьор Джиолотти, что бывают вещи, о которых не совсем-то приятно беседовать с открытым лицом.
И она в волнении хрустнула пальцами.
— Ну-с, что же вам угодно от меня, сударыня?